ЧЕЛОВЕК ИЗ ПАРАЛЛЕЛЬНОГО МИРА

Подробности: Категория: Умеров Ильми Рустемович — досье; Опубликовано 08.07.2019 20:05; Автор: Super User; Просмотров: 164

Едва освобожденный из крымской тюрьмы и прибывший в Киев Ильми Умеров, замглавы Меджлиса крымскотатарского народа, рассказывает, что с ним делал Кремль и почему он все равно попытается вернуться на родину

(Журнал «Новое время» от 3 ноября 2017 года)

Сидя в Мусафире — киевском ресторане крымскотатарской кухни, немногословный и сдержанный Ильми Умеров вспоминает о том, что в его бахчисарайской квартире так и стоит в полной готовности сумка с теплыми вещами. Еще совсем недавно, будучи в Крыму, замглавы Меджлиса собрал ее, готовясь к заключению.

В конце сентября 2017‑го суд российских оккупационных властей приговорил 60‑летнего Умерова, экс-главу Бахчисарайского района, не покинувшего полуостров, к двум годам колонии-поселения. Его слова о том, что Крым должен быть украинским, оккупанты сочли “призывами к сепаратизму”, достаточными для уголовного дела.

Умеров, который еще в 2014 году честно объявил о своей проукраинской позиции, осудив крымский псевдореферендум, считает возбужденное против него дело политическим.

Сразу после аннексии Крыма россияне признали Меджлис экстремистской организацией. Его лидерам — Мустафе Джемилеву и Рефату Чубарову — они запретили въезд на территорию Крыма. А нелояльных оккупированной власти граждан стали подвергать дискриминации, вынуждая покидать полуостров.

Умеров не собирался этого делать — и в итоге получил уголовный срок. Вместе с ним под судом оказался Ахтем Чийгоз, еще один крымскотатарский лидер, которого россияне приговорили к 8 годам колонии за участие в митинге в поддержку территориальной целостности Украины. Лишь благодаря международному резонансу и личному вмешательству президента Турции Реджепа Эрдогана обоих осужденных россияне освободили: 25 октября Москва передала их Анкаре, а уже оттуда они прилетели в Киев.

Умеров — политик со стажем. В 36 лет он стал вице-премьером Крыма, в 44 — вице-спикером парламента автономии. А в 48 лет он возглавил Бахчисарайский район, за 10 лет превратив его в один из самых успешных регионов полуострова.

О последних месяцах своей жизни на родине Умеров рассказывает коротко и без малейшего намека на позитив. Он улыбается лишь однажды, когда говорит, что не хочет быть “как Савченко”.

— Ваше освобождение стало неожиданностью. Вы сами думали, что такой исход вероятен?

— Я стал рассматривать его как вероятный после 12 октября. В этот день у меня дома появились два гостя из Москвы, полковники ФСБ. Они рассказали, что была встреча [президента Турции Реджепа] Эрдогана и [президента России Владимира] Путина и что они якобы договорились о моем освобождении. Но есть небольшая формальность: нужно, чтобы я написал Путину письмо с просьбой о помиловании. Я категорически отказался. Потому что я не признаю решение суда по моему делу, равно как и юрисдикцию России в Крыму.

— Почему же Россия освободила вас? В чем выгода Москвы?

— Путин в последнее время оказался “нерукопожатным”, и Эрдоган — один из немногих руководителей стран, которые называют его своим другом. Не выполнить просьбу Эрдогана Путин не смог.

— А в чем интерес Эрдогана?

— Крымскотатарский и турецкий народы очень близки не только географически, но и по содержанию. У нас одна религия, один язык. И у нас всегда были очень хорошие взаимоотношения с турецкой властью.

— Почему вас отправили в Анкару, а не в Киев? В крымском муфтияте сказали, что это было ваше и Чийгоза “личное пожелание”.

— Я точно скажу, что никаких пожеланий я не высказывал. Более того, когда я уже находился в самолете, никому ни одного вопроса не задал, куда нас везут. Я смотрел в иллюминатор — хорошо хоть его не закрыли — и оценивал ситуацию. Мы приземлились в Анапе, а через пару часов снова полетели в неизвестном направлении. Сначала было море, потом суша, и по красным крышам домов и соответствующей турецкой архитектуре мечетей я догадался, что мы летим над Турцией. Наверное, из‑за того, что главную роль в нашем освобождении сыграл президент Турции, нас и отправили туда.

— Может ли такая схема сработать в освобождении других украинских политзаключенных в РФ?

— Любая схема, которая приносит результат, должна быть применена, в том числе и эта. Когда в Анкаре нас с Ахтемом принимал Эрдоган, мы просили, чтобы он взял на себя миссию по освобождению Олега Сенцова, которому российское “правосудие” присудило 20 лет тюрьмы, и других политических узников, используемых российской властью в качестве заложников. Эрдоган согласился помочь.

— В одном из интервью вы говорили, что ваше уголовное дело — это способ оккупационной власти заставить молчать нелояльных к ней граждан. Добился ли Путин своей цели?

— Если скажу, что нет, наверное, буду не прав. Но этот шок и страх потихоньку отодвигается, и на первое место выходят элементы борьбы за свои права. Все началось с того, что 76‑летний крымский татарин Сервер Караметов с плакатом “Путин, наши дети — не террористы” устроил одиночный пикет у суда, где рассматривалось уголовное дело Чийгоза. Несмотря на возраст Караметова и кучу болезней, ему присудили 10 суток админареста и 10 тыс. руб. штрафа. Через 8 дней в знак протеста вышло 8 человек. Семерых оштрафовали, одного посадили на 10 суток. Наказали восьмерых — вышло 100. Когда 100 человек вышли одновременно по всему Крыму с одиночными пикетами, наказывать никого не стали, а только взяли на карандаш. Потому что если бы их наказали, на следующий день вышли бы тысячи.

— Что поменялось после аннексии? Как живет Крым сейчас?

— В Крыму параллельно существует два мира — крымскотатарский и русский. В русском начинается разочарование правилами, принесенными российской властью. Но говорить, что они начинают скучать по Украине и готовы при каких‑то обстоятельствах выступить против России, еще рановато.

— Как чувствуют себя крымские татары?

— Дискриминация присутствует. Крымских татар, тех, что не согласны с властью, не берут на работу, причем не скрывая причин отказа. Да и сами крымские татары не идут на работу в государственный сектор. Занимаются кто чем. Я знаю семьи учителей, врачей, которые ушли с работы и кормят семьи за счет огородов и теплиц или пытаются заниматься предпринимательской деятельностью.

— Есть данные, что после аннексии Крыма полуостров покинули 20 тыс. крымских татар. Верна ли эта цифра? И уместно ли сравнивать то, что происходит, с массовой депортацией 1944 года?

— 18 мая 1944 года был депортирован весь татарский народ. На подготовку давали 15 минут, и в течение суток операция была завершена. Политика нынешней власти направлена на выдавливание с полуострова крымских татар — так сказать, гибридная депортация. Я думаю, 20 тыс. человек — это заниженная цифра. Их как минимум в 1,5–2 раза больше.

— Украинские переселенцы из Донецка и Луганска говорят, что война давно витала в воздухе. А для вас произошедшее в Крыму стало неожиданностью?

— По большому счету нет. Потому что как минимум 20 лет готовилась эта ситуация. И здесь можно предъявлять претензии к украинской центральной власти уже периода независимости: они делали что‑то не то, и не только в Крыму.

— Что вы имеете в виду?

— Я проиллюстрирую цифрами. Сотрудники СБУ и милиции в Крыму оказались предателями на 100%, военнослужащие — на 80%, прокуратура — на 70%. О чем это говорит? Что идеологическая работа в Украине была поставлена неправильно или ее не было вовсе. Это значит, что СБУ вместо того, чтобы обеспечивать безопасность Украины, работали ровно наоборот. Приведу пример. Во время военных учений, проводившихся в Крыму в рамках гражданской обороны, угрожающей силой всегда рассматривались крымскотатарские митинги и протесты. И все секретные циркуляры называли крымских татар организованной политической силой, действия которой направлены на дестабилизацию ситуации в Украине. Те же самые эсбэушники, которые писали вот такие аналитические отчеты и отправляли их в Киев, сейчас делают то же самое, но отправляют уже в Москву. Если бы Украина в свое время решила некоторые политические требования крымских татар, например предоставила территориальную крымскотатарскую автономию, я уверен, никакой аннексии не произошло бы.

— Правильно ли поступила Украина, сдавшись без боя?

— Однозначно нет. В Крыму 300 воинских частей. Если бы из ворот каждой воинской части прозвучала одна автоматная очередь в ответ на появление “зеленых человечков”, которые блокировали входы, выходы и выставляли по периметру свои дозоры, то прозвучало бы 300 автоматных очередей. Но ни одна из воинских частей не выполнила свою задачу. Если бы было сопротивление со стороны власти, со стороны населения оно тоже бы появилось в какой бы то ни было форме.

— Давайте вернемся к вашему делу. Российский “суд” назначил вам принудительное психиатрическое освидетельствование, и вы провели три недели в психиатрической клинике. Как с вами обращались?

— Больше всего меня беспокоили бытовые условия, а не отношение персонала и даже не то, что я находился среди сотен больных в свободном для них доступе. Я был якобы в отдельной палате, но она была без дверей — в психиатрических клиниках это нормальное явление. В том отделении, где был я, кроме как в туалете и душевой, дверей вообще больше нигде не было. Первое время я был в палате один, на четвертый день ко мне подселили одного человека, на пятый — второго, через неделю — третьего.

— Противоправных действий по отношению к вам не совершали? Уколы? Таблетки?

— Ну, если не считать сам факт помещения в психушку, то нет. Уколы, таблетки, еда, вода — от них я ничего не принимал. 5 дней даже не пользовался туалетом, потом мне разрешили пользоваться служебным, дали ключ. Душем я не пользовался 21 день, потому что это было целым испытанием: это была комната, где на потолке висело два душа,— перегородок нет, дверь не закрывается. У некоторых больных было недержание кала. Санитары их приводят мыть при тебе, ругают, матерят. Я обтирался влажными салфетками и так поддерживал гигиену.

— Документы по вашему делу в РФ засекретили. Зачем?

— Я не знаю, засекретили ли. Не удивлюсь, если окажется, что их вообще нет. Меня никто не ознакомил с ними. Сейчас адвокаты ищут следы этих документов.

— Формального запрета на въезд в Крым для вас нет. Но он может появиться при попытке пересечь границу. Вы же говорите о том, что хотите вернуться в Крым. Для чего?

— Если есть указ [о помиловании], то для того, чтобы не пустить меня в Крым, должно быть какое‑то другое решение. Если нет указа, то я сейчас “убежавший от наказания”, а значит, могу попасть в их лапы и оказаться в колонии.

— Я чувствую, что должен [вернуться]. Потому что я не буду уважать себя, если не сделаю хотя бы попытку вернуться на родину.

Но вас могут вновь арестовать? И вы, возможно, обесцените усилия людей по вашему освобождению?

— Я, конечно, еще не раз об этом буду думать. Но когда произошла оккупация, мне поступило предложение стать зампредседателя Херсонской обладминистрации. Я отказался. Потому что это было связано с отъездом из Крыма.

— Как вы думаете, Путин вас боится?

— Меня — нет, я маленький персонаж. Но нас [сообщество крымских татар] он боится точно.

Екатерина Иванова